Его глаза горели безысходной страстью, которая наполняла слова глубоким значением, и Катрин почувствовала необходимость немедленно вмешаться, ободрить человека. Считая себя справедливой, она хотела защитить Джефа от самой себя. Неважно, как она относилась к нему раньше! Мужчина, который сидит перед ней сейчас, ей необходим. Она хочет жить ради него.
– Джеф, я не до конца понимаю, о чем ты говоришь, но обещаю никогда не забыть то, что ты сделал для меня. Ты был рядом со мной все это трудное время.
Так хотелось убедить его, успокоить, но на нее смотрели грустные, полные сомнения глаза.
– Что же такое ты мне сделал, – прошептала она, – что я должна… так плохо к тебе относиться?
– Ничего. – Он горько усмехнулся. – Может быть, дело именно в этом – я ничего не сделал. Ничего, совсем ничего!
Ей вдруг стало холодно.
– Тогда что же я за человек такой?
– Самый лучший из тех, кого я встречал. Но тебе было очень больно, Катрин. По разным причинам.
– Значит, именно это я и должна вспомнить?
Он кивнул.
– Врачи уверены – ты все вспомнишь.
– Я не хочу таких воспоминаний!
– Но это неизбежно. Придется смириться.
– Что с нами будет… когда я вспомню?
Она не могла скрыть тревоги. Джеф пересел на кровать, пододвинулся ближе, обнял Катрин и прижал к себе – осторожно и нежно, как бесценное сокровище.
Женщина обвила руками его шею и положила голову ему на широкие мускулистые плечи – к ним можно прислониться и чувствовать себя в полной безопасности. Она прижалась грудью к Джефу и вдыхала его удивительный, неповторимый запах. Катрин словно возвращалась домой. Странные чувства переполняли ее – облегчение, радость, надежда вернуть то, что было когда-то упущено… Волшебство открытия и ожидание новой жизни.
Он нежно погладил ее по щеке, коснулся губами волос. Ей предстоит ради него пытаться стать совершенной, потому что мужчина рядом с ней – само совершенство. Ей вдруг захотелось прижаться губами к его шее, но она сдержалась. Сейчас для этого не время и не место.
Спокойный, надежный – такой человек никогда ей не изменит. Но женщина чувствовала, как напряжено, сковано его тело, и знала, сколь безрадостны и тревожны его мысли об их общем будущем.
– Ты возненавидишь меня, Катрин, – тихо сказал он. Его уверенный тон ошеломил.
– Сильнее, чем ненавидела мужа? – Сама не знала, откуда пришли слова про ненависть к мужу, но интуитивно она чувствовала, что угадала правду.
– Да, сильнее, – ответил Джеф. – Гораздо сильнее.
– Почему?
– Ты будешь подозревать меня в том, чего де было на самом деле.
– В чем же?
– Я не хочу напоминать тебе об этом.
– Значит, ты ничего не расскажешь?
– Нет.
Глубоко встревоженная, она подняла голову. Что же за преграды стоят между ними – невидимые для нее, но непреодолимые для него? Так хотелось разрушить их или категорически отрицать их существование. Но одного взгляда в его горестные, беззащитные глаза хватило, чтобы осознать: он говорит правду, правду, которую всей душой ненавидит, но от которой нельзя убежать.
Внезапно ее мысли вернулись к самому последнему событию жизни.
– Джеф… а авария? Почему меня сбила машина?
Он не шелохнулся.
– Потому что ты ничего не видела вокруг, дорогая. Ты убегала от меня.
Катрин изумленно смотрела на него, веря в правдивость услышанных слов, но все ее существо восставало против подобной правды. Женщина отчаянно пыталась понять, как такое могло случиться. Ведь люди убегают… в страхе или в смятении. Или когда их смертельно обидели. Она невольно отодвинулась от него, а тот даже не сделал попытки удержать ее в своих объятиях. Лишь нежно опустил ее голову на подушку и ласково погладил по щеке.
– Я просто хочу подготовить тебя. – Чувствовалось, что ему больно говорить об этом, но прятаться за занавесом, готовым подняться в любой момент, человек вовсе не желает.
Прав, конечно! Но как тяжела для него такая правда! Катрин вдруг будто оказалась одна на необитаемом острове. Совсем одна. Без этого ставшего ей дорогим человека жизнь опустеет. Джеф Томпсон то единственное, что связывает ее с миром.
Что же делать?
Где найти силы двигаться вперед?
Память – это свыше данная человеку способность сохранять и воспроизводить в сознании когда-то полученную информацию и впечатления. По собственному заказу такое не делается. Делается само! А когда способность теряется, не значит ли это, что теряется связь с жизнью? А вот у миссис Гайс из стройного механизма памяти вылетела пара невидимых винтиков и полетела к черту способность хранить информацию о событиях внешнего мира и мира собственного. И главное, дорогая миссис, вам пока даже не суждено понять размеры утраты. И хочется вернуть утраченное, и страшно. Вдруг вернется такое, что помешает состояться едва пригрезившемуся счастью? Не прикажешь памяти: вернись! Такова необъяснимая мудрость природы. Но если я не хочу – не хочу! – вспоминать, то почему в то же время постоянно тщусь вспомнить? Бессилие памяти пугает. Бессилие вспомнить – бесит.
Томпсон ушел, оставив больную наедине с тревожными мыслями. Выходит, она почти ничего о себе не знает! Ей нужно как можно скорее осознать себя. Нельзя целиком и полностью зависеть от одного человека, как будто в нем сосредоточилась вся ее жизнь. Ведь есть и другие люди.
Катрин подумала о матери и, повинуясь внезапному импульсу, позвонила ей, благо у врача нашелся нужный телефон. Ну и что? Разговор получился странный – какой-то нереальный. Ничего нового вызнать не удалось.
Мать говорила о том, что происходит в ее магазинчике, – она владела небольшим бутиком. Все это было известно из нерастерянных воспоминаний времени юности. Ничего не изменилось – до нее словно донеслось эхо давно ушедшего прошлого.